Деревенский Данте Юрий Казарин рассказал о любви к Каменке и съемках в документальном фильме

«Это была игра. На фоне войны, смерти и ужаса живет поэт, ему все пофиг. Идея нравилась, но все это было для меня натужно и не очень нужно»,— вспоминает Юрий Казарин.

«Странная известность была. В то время меня путали то с Ройзманом, то с кем-то еще. Однажды приехал в Тюмень на защиту чьей-то докторской диссертации. Был в черном пиджаке, черных джинсах. Крутой такой весь. После моего выступления ко мне подошла женщина и говорит: «Вы ведь актер»? Я ей: «Что-то вроде Янковского». Она: «Да-да» (смеется). Народ был странный, в ельцинской мясорубке 1990-х ему нужны были известные люди. Это было то время, когда интеллигенция разъехалась, опустилась или умерла»,— рассказывает поэт.

«Я ушел из публичной жизни, устал. Ты строишь дом писателей, региональный союз писателей, делаешь что-то для писателей, а им это не нужно, не потому что они плохие, а потому что им ничего не нужно. Им нужно писать и водку пить или заниматься рыбалкой и женщин любить. Когда я это понял, то ушел. Потом была личная трагедия, которая тянулась несколько лет. В последние годы я выправился, стал работать, нашел свое место — в отделе поэзии литературного журнала «Урал». Мне стало комфортно»,— говорит Юрий Казарин.

«Съемочная группа жила у меня дома несколько дней в октябре. Хорошие, простые ребята, интеллигентные и талантливые. Вот и действие получилось теплое, умное, талантливое. Тебя снимают, когда ты ешь, колешь дрова, топишь печь, куришь. Они постоянно рядом: разговоры, разговоры. Все очень естественно. Ребята не мешали моей сельской жизни»,— говорит Юрий Казарин.

«Когда ребята приехали, они обалдели. Не ожидали, что там так красиво. Поздняя осень, последние листья. Сама Каменка подействовала благотворно. Они снимали не только меня, но и пейзажи — речку, озеро, горы, сосны. Я понял, что я не один. У нас целый актерский ансамбль получился: деревня и я. Все, что в деревне есть — это мои партнеры по съемочной площадке. Получилось органично»,— рассказывает поэт.

«Подлинное искусство лишено гламура. Как только появляются нотки гламура, человек становится интересен толпе, но поэт и толпа всегда противопоставлялись. Думаю, что феномен «поэт—толпа» в деревне исчезает. Ходит там человек по деревне один, как в моих стихах — деревенский Данте, поддатый, в телогрейке. Ходит, стихи пишет и никому, кроме птичек, деревьев, собак и соседей, не нужен. И хорошо. Там нет города, нет цивилизации, это отчуждение от социума. Социум испорчен мишурой и псевдокультурой»,— рассказывает поэт.

«Сама Каменка, само небо, земля, вода, огонь — все стихии рождают новую стихию — поэзию. Зачем стихи, когда там итак все стихи, — говорит Казарин. — Каменка появилась, когда Екатеринбургом еще не пахло. Первая русская деревня на Урале. Здесь есть 300-летний пруд со времен Демидовых. А я живу там уже 13 лет и не вижу для себя другого места. Раньше звали с лекциями за границу, я отказывался. Это все равно, что ехать в Москву стихи читать — в зале или арткафе. Сидит пять-восемь человек, послушали и разошлись. У нас в провинции зал можно собрать человек на сто-двести. На презентацию книги о поэтах Урала пришло более 400 человек. Екатеринбург — просвещенный город, в котором по-настоящему любят искусство, поэзию, художества».

«Максим Васюнов — талантливый документалист, который снимает не ради денег или выгоды, не для обывателей. Мне кажется, ребята сняли естественный фильм, они не делали постановочные вещи. Дубли, конечно, были, например, по луже пройтись пять раз, чтобы сапоги снять», — говорит поэт.