Сила красоты: мертвый Кобейн как элемент декора, а «унитаз снова не работает»

На меня смотрят мёртвые серые глаза мёртвого Курта Кобейна. Я теряюсь в пространстве, некстати вспоминаю о том, что Курт действительно умер, и только затем осознаю, что его лицо — всего лишь очередной постер. Чёрно-белое изображение грубо изрезанно ножницами, от мёртвого идола осталось одно лицо. Оно висит в центре одного из панорамных окон здания типографии «Уральский рабочий», за ним яркое синее небо и зелень, но само фото чёрно-белое. В итоге на фоне всего этого великолепия Курт выглядит подчёркнуто мёртвым.

Если вы ещё не догадались, мы находимся на главной площадке первой Уральской биеннале современного искусства, а Кобейн — всего лишь декоративный элемент. Сегодня 8 сентября, утро, площадка готовится к открытию и непроизвольно бросается в глаза своей обнажённой пустотой. В огромных пустых производственных залах теряются люди, авторы и сами экспонаты: на первый взгляд она выглядит совершенно пустой. Стены выкрашены стандартной зелёной эмалью и побелены, кое-где висит отвалившийся кафель, несколько плакатов то ли еще не приклеены толком, то ли уже оторваны и потёрты.

С интересом хожу вдоль стен в поисках настоящего современного искусства. Осознание того, что оно — здесь, вокруг, что это оно и есть, накрывает меня не сразу, зато окончательно и с головой. Первое, что я вижу — стол с миниатюрными изображениями, на каждом из которых изгибаются обнажённые женщины. Одни леди демонстрируют свои половые органы, другие — стоят, оттопырив зад. Поясняющие таблички к экспонатам заметить довольно сложно, так как они валяются прямо на полу, как будто небрежно оброненные одним из посетителей листовки, с мусором, жвачкой и прочей атрибутикой. Один плюс — они сразу на двух языках.

Недалеко от странного стола висят круги с принтом на нервно обрезанном грубом картоне — схематичные изображения, кажется, копируют карты «Гугла». Делаю предположение — передо мной улицы Екатеринбурга, зелёные на белом, вижу их как во плоти. Рядом — телеэкран, в котором рабочий долбит молотом по железному листу, по залу гулко разносится мерный гул ударов молота, он задаёт великолепный фон. Прохожу в глубь помещения через изорванную бумажную стену, за ней прямиком в центре зала таятся деревянные пластины с одной единственной фотографией: небритый мужчина в разных позах предаётся, по счастью, всего лишь сну. На другой панели выставлен большой скриншот с фальшивой перепиской из фейсбука.

Пытаюсь поймать своё ощущение от увиденного, а оно, к моему удивлению, есть. Это странный коктейль из восхищения и отвращения, который с каждым экспонатом всё больше и больше набирает обороты. Вспоминаю нетленную цитату «Квартета И»: «Этот унитаз действительно не работает, или это скульптура под названием «Унитаз: он снова не работает!». Охотно веришь их замешательству: в современной галерее не сразу поймёшь, что здесь — ржавая банка а что — художественный объект. В процессе осмотра экспонатов возникает некоторая паранойя: этот листок на стене — художественный объект или «так и было», а вон та штукатурка действительно отваливается или это глубокий концептуальный замысел?

С каждой минутой эмоциональный накал возрастает. «Да, увиденное может негативно настраивать,— поясняет министр культуры Свердловской области Алексей Бадаев.— Это может нравится, может не нравится, но оно обязательно вызывает эмоции, заставляет людей думать, а это самое главное». Его мысль продолжает директор Екатеринбургского филиала ГЦСИ Алиса Прудникова. «Мы все родились из индустриально среды, и с этим уже ничего не поделаешь,—говорит она.— Современное искусство способно переосмыслить слова «труд» и «статус», поэтому мы не хотели приносить в этот город что-то чужое, индустриальный мир говорит с нами сам».

«Это тематическая специализированная выставка, в которой место рассказывает о себе, а не люди — о месте,— продолжает мысль критик, писатель, и куратор проекта Космин Костинас.— Место стоит в центре повествования, а окружающие вещи дополняют друг друга».

Имея дело с современным искусством, стоит помнить о том, что вещь, которая, на первый взгляд, — ничто, с нужной трактовкой становится «нашим всем». На этом месте чувствуешь себя главным героем Виктора Пелевина — мастера блестящих трактовок. Кажется, вот-вот из-за угла выйдет божественный богомол или бессмертная лиса А-Хули и расскажет нам, что к чему. Пелевину бы здесь очень понравилось. Вместо него к нам, первым зрителям, подходит арт-критик, кандидат искусствоведения, куратор основного проекта Екатерина Деготь, готовая провести экскурсию.

«Там, где крутятся большие деньги, всегда появляется современное искусство,— рассказывает она.— Нашу выставку мы наполнили современной графикой, коллекцией образов из интернета, полифонией. Сегодня люди любят брать изображения из интернета от разнообразных авторов и тиражировать их. Частично мы оставили старые плакаты, которыми была обклеена типография, так как в тот момент когда мы увидели эти стены мы решили что лучше чем есть мы вряд ли сможем сделать, это место будет говорить само за себя».

Наша экскурсия начинается с нескольких чёрно-белых листков формата А4, на них мы видим лица женщин и телефоны. Это уникальная коллекция пришла к нам из 1990-х годов от Виталия Воловича. В то время на место промышленности уже приходила торговля, проститутки начинали открыто рекламировать себя на фонарных столбах, и художник тщательно сохранил это народное творчество. Интересна видеоинсталляция, она представляет зрителям четыре фильма о том, как рабочие реагируют на предметы искусства. Фильмы сняты в четырех разных странах: Бразилия, Таиланд, Украина и советская Венгрия. Про Венгрию снят полноценный документальный фильм о том, как рабочие выбирают собственную скульптуру, устанавливают, борются против её сноса, но в конце концов побеждает идейный партийный идол.

Моё недоумение вызывает грубый рабочий стол, заваленный аудиоплёнкой. «О, этот стол очень интересен, на его создание авторов вдохновили события в Венесуэле,— рассказывает Космин Костинас.— Люди делили землю, и в качестве мерных единиц использовали старую плёнку, как не нужный более носитель информации. Художники символически разграничили пространство стола, символически разделив плоскость на новые сферы, тем самым показав, как из старой изжившей себя информации рождается новая жизнь». Действительно, очень концептуально.

Одну из стен целиком закрывают фотографии Дэниэла Фауста: люди на его снимках появляются редко. Фото показывают бездушные предметы, эта фотография считается исследовательской и называется, соответственно, «Силикон». «Силикон — двоякое слово, это нечто бездушное»,— говорит Екатерина Деготь.

Мы приближаемся к стене с интригующим названием «Множество вещей» Линь Илинь. Стена вызывает у большинства посетителей наибольшее количество вопросов — длинная, выполненная из грубых плит цементной закваски. То здесь, то там из стены выглядывают 10-рублёвые купюры. Это — русская версия китайской стены порядка. Художница использует грубые материалы, чтобы показать грубое насилие капиталистической системы над людьми.

«А вот и место человека в системе капитализма,— говорит Екатерина Деготь, показывая на пустой силуэт в форме человека по центру стены.— Он используется в перфомансе. В оригинале деньги в стене, конечно же, китайские».

Впечатлившие меня картонные круги также имели глубокий смысл. Этот проект с картографическим оттенком показывает, как исчезают общественные городские пространства, стадионы и парки, на место которым приходят огромные торговые комплексы.

Тем временем мы подходим к произведению искусства, совершенно не заметному на первый взгляд: на бетонном возвышении пола лежит огромное белое полотно. Если присмотреться, на нём видны неряшливые следы шин. Полотно приводит Космина Костинаса в полный восторг, оказывается, этот проект взят у американского художника. В оригинале американец смог прочертить по полотну идеально ровную полоску шин — его помощник свешивался из окна и постоянно подкрашивал следы рефлекторов, чтобы картинка была чёткой. «А здесь мы видим следы развязного русского джипа,— экспрессивно говорил Костинас.— Он проехал колёсами по луже масляной краски и как попало, грубыми колёсами размазал её по холсту. Это очень хорошо говорит о национальном характере».

Наконец-то разрешилась загадка странной бумажной стены. «Стена была здесь в оригинале,— рассказывает Екатерина Деготь.— Мы долго думали, что с ней сделать, но она нам так нравилась, что мы решили оставить её как есть. Тем не менее буквально накануне выставки стену кто то убрал. В итоге мы сделали точно такую же своими силами, получился наш личный объект искусства».

Уникальные объекты прячутся тут повсюду — только приглядись, и я послушно смотрю себе под ноги. В центре — круг, расчерченный на четыре части, он символизирует новые ценности буржуазного общества, извратившие понятия семьи, децентрализацию жилища. От слова «жена» проведены стрелки — жена теперь на работе, а её функции выполняет нарисованная там проститутка. От детей — стрелочки к словам «школа» и «улица», это их новые единственные функции. Часть дома вместе с чуланом делят родственники, а для главы семейства главную роль играют деньги.

Алексей Иванов назвал Урал инопланетным местом. Глядя на правый угол комплекса, я ему охотно верю. Часть угла занимают забавные телеэкранчики, шнуры от которых тянутся к надписям, везде идут ролики. Оказалось, здесь будут показаны ролики Андрея Монастырского, снятые им специально для YouTube. «Вы знаете, студенты часто спрашивают меня как мы жили там, в СССР,— продолжает выставку Екатерина Деготь.— И тогда я отвечаю — у всех было очень много свободного времени. Некуда было путешествовать, нечего делать по вечерам и люди творили. Посмотрите на инсталляцию «Художник на работе» — что он делает на фотографиях? Правильно, он спит. У Малевича даже был трактат «о Лени», художник должен быть бездеятелен, иначе он не может творить. Поэтому здесь мы показываем то, как буржуазные ценности исказили искусство. Ударник не может быть художником, но сейчас художники сверхпроизводительны, как этого требует время, лишь некоторая часть элиты располагает главной ценностью — свободным временем. Даже свободное время сейчас планируется под работу».

Об этом красочно говорит китайская инсталляция. Видеоряд показывает, как ярко одетые герои прыгают с мечами по индустриальным пейзажам. Это — самый индустриальный район Китая, где за копейки делают абсолютно всё. Там появилась новая профессия — играть в компьютерные игры, сутки напролёт. Даже развлечения сегодня стали тяжёлой работой: если раньше в индустриальных пейзажах люди эксплуатировали физические возможности, сейчас они делают это с творчеством.

Анонимный автор представил на выставку сканы с фейсбука, символизирующего фальшивое общение с фальшивыми друзьями. Зал заканчивается видеоинсталляцией Ольги Чернышовой об ужасах корпоративной культуры. На видео представители самых крупных торговых сетей с умилительными лицами поют гимны своих организаций «Мне с этого видео хочется и смеяться, и плакать,— говорит Екатерина Деготь,— ведь даже в Союзе людей так не унижали».

После этого я, кажется, начинаю больше разбираться в современном искусстве. В тёмных комнатах мы видим немало интересного. Одно видео длится 11 часов, автор зачитывает нам книгу о современном искусстве, где 99% произведений постоянно исчезают в никуда. Другой фильм представлен в виде репортажа о художнике, который ничего не делает сам, это «ода собственному я», ироническая насмешка над искусствоведами. Гай Бернар снял фильм в «Икее», с участием собственных детей. На всех предметах ценники, и дети пытаются разобраться, являются ли они также собственностью. Апогеем служит получасовое полотно в последнем, тёмном, зале. Это художественная картина о строительстве башни «Газпрома» — политики играют людьми, как марионетками. В центре картины стоит грустный мальчик с чистой кожей и глубокими синяками под глазами, он трагически поёт о том, что «папа умер, мама пьёт, а он на улице живёт». В детдом идти страшно. Толпы «зеков», рабочих и учителей поют о свободе. Богатстве. Любви.

Всё увиденное в целом производит довольно шокирующее впечатление. Я не знаю, да и не могу представить, как несколько веков назад люди реагировали на новые картины. Было ли это для них откровением? Что их цепляло в обыкновенных изображениях, с каким чувством они выходили из зала? Это было их современное искусство, у нас — другое… Сегодня, в век точных технологий, меня не удивить реалистичностью и резкостью кадра, многих из нас уже не удивить красотой, но это — это почему-то цепляет. Цунами сносит привычную картину мира. Ошарашенная, брожу по опустевшему залу, и застаю «ожившую скульптуру» — двух охранников, с интересом рассматривающих «мой» первый стол с обнажёнными фото. Однако для кого-то эти фотографии — предмет искусство, зато для простых рабочих в них куда больше приятного. Испугавшись фотоаппарата, мужчины убегают. Но я за них не переживаю: им точно будет что вспомнить. Бреду по улице, теперь здесь всё кажется подвохом. Оброненная кем-то пуговица на мостовой. Упавший стенд с театральной афишей. Чем не предметы современного искусства? Да? Или всё-таки нет?

ФОТОрепортаж с открытия I Уральской индустриальной биеннале смотрите ЗДЕСЬ.