Во время путча уральцы распространяли листовки и рвались защищать демократию. VIP-опрос

Последняя попытка сохранить государство с названием Союз советских социалистических республик случилась в августе 1991 года. О том, как менялась история, а граждане страны узнавали о своей судьбе, наблюдая за новостями по телевизору, слушая радио и ужасаясь слухам, мы решили спросить у известных екатеринбуржцев. Где были уральские VIP-ы «в ночь с 19 на 21 августа», как они восприняли эти перемены и насколько свежи в их памяти события двадцатилетней давности.

Нам ответили…

Анатолий Кириллов, директор Уральского центра Бориса Ельцина:
—Я путч прекрасно помню, еще и в силу особенностей своей работы. В нынешнем году у нас в центре была обширная выставка, посвященная 20-летию переломного для страны события. О путче узнал, когда собирался выехать из Свердловска в Пышму — мы с коллегами делали там газету о многопартийности. Когда приехал, газету решили отменить, так как поняли, что сама КПСС прекращает существование. Вместо этого мне выдали на руки кучу листовок с информацией от Ельцина. И когда я возвращался в Свердловск, то сразу стал их распространять. Первые листовки, помню, раздал, прямо в автобусе. Потом было много событий уже здесь, в столице Урала. Мы были одним из трех центров поддержки демократии в стране. В городе было много стихийных собраний, выступлений. Пик событий пришелся на 21 августа, когда на площади 1905 года собрался гигантский митинг.

Сергей Никонов, секретарь свердловского исполкома «Единой России»:
—В то время я был курсантом военного училища. 25 августа у меня заканчивался отпуск, а 19 августа я застал в аэропорту, когда с супругой ожидал самолет домой. Я тогда сказал: «Вот и закончился наш отпуск». Страна была военная, дисциплинированная, я прекрасно понимал, что всех военнообязанных вызовут в части. Внутри были не страхи, а неопределенность. Меньше всего хотелось выбирать, на какой стороне общества находиться. 19-го вечером я уже был в части. 20-21 августа нам сказали, что произошла победа демократии, дали догулять три дня отпуска. Никогда так облегченно себя не чувствовал: страна не ушла в войну! Мне сложно давать оценку тем событиям. Это наша история, я воспринимаю ее как данность. Лет через 50 оценку путчу давать будет можно.

Андрей Альшевских, депутат Свердловской областной думы:
—Эти события я прекрасно помню. Я тогда был на срочной службе в составе воздушно-десантных войск на Кавказе. Там тогда и без того было неспокойно. Когда случились эти события, нас подняли по боевой тревоге и отправили на военный аэродром в Тбилиси. Там уже стояли военно-транспортные самолеты ИЛ-76 и ждали команды лететь в Москву. Наша десантно-штурмовая бригада была в совершенной растерянности. В конце концов, приказ на Москву так и не поступил и нас отправили в военную часть. Моя позиция относительно этих событий не меняется. И тогда, и сейчас мне кажется, что это была катастрофа, последствия которой мы все еще наблюдаем. Во-первых, миллионы русских оказались за пределами своего государства: в Прибалтике, Украине, Молдавии и так далее. Получилось, что дети и родители находятся в разных государствах. Многим сейчас, чтобы навестить пожилых родственников, приходится получать визы. Моя жена из Молдавии, и контакты с ее родственниками сейчас вызывают большие сложности, хотя для поездок виза не нужна. Это очень болезненно даже психологически. Я уже не говорю о том, что были нарушены все экономические связи, разрушена промышленность и оборона. В 1991 году все обороноспособные части находились по периметру СССР, на территории России были тыловые части. Наша часть, по сути, была расположена на границе с НАТО, и мы неожиданно оказались в другом государстве. Чем старше я становлюсь, тем больше убеждаюсь, что это была катастрофа. Полностью оценить ее, наверное, смогут только следующие поколения.

Владимир Попов, директор Уральского Битлз-клуба:
—Хоть 20 лет уже прошло, но я те события помню как вчера. Началось все, конечно, с «Лебединого озера» по телевизору. Хороший балет. А спустя какое-то время уже сказали и про путч. Люди в городе реагировали бурно. Я был депутатом горсовета и, конечно, участвовал в событиях. Я, кстати, открывал главный митинг, прошедший 21 августа на площади 1905 года. Столько народу на площади я больше не видел никогда. К событиям тех лет отношусь так же, как и сейчас — я был за демократов и считаю, что все произошло правильно.

Геннадий Коробков, директор Уральского землячества:
—Двадцать лет назад я был одним из четырех секретарей обкома партии. Я был в отпуске в Большом Истоке, меня попросили прибыть на работу в Белый дом. Там меня встретили растерянные коллеги. Мы стали звонить по своим источникам информации по всей стране. Я звонил в Казахстан, узнавал, какие настроения там. Никто не знал, что делать. 21 августа из Москвы прибыл первый заместитель председателя Совета Министров РСФСР Олег Лобов — проверить бункер под Сысертью, чтобы в случае экстренных событий эвакуировать туда правительство страны. Но потом информация стала поступать, и мы поняли, что нужно относиться к событиям спокойно.

Сергей Федяков, директор ЕМУП «Кинотеатр «Салют»:
—Я по образованию археолог, и, когда случился путч, мы были на юге, в экспедиции около Лоо, там находится первый христианский храм в России. Девятнадцатого числа мы отправились в Гагры на еще одно место раскопок. Когда мы прибыли в город, нам открылась такая картина: абсолютно замершая, почти пустынная главная площадь. Совершенно нетипично увидеть в курортном городе такое запустение. А посреди этой площади стояли «Жигули». В машине были открыты все двери, вокруг небольшая группа людей, и все они слушают заявление ГКЧП.

Мы тогда не понимали, что происходит. Такое южное расслабленное было настроение. Вроде бы осознавали, что что-то серьезное, но ощущения были совершенно иные. Тогда казалось, что это где-то далеко, в Москве, и ни нас, ни остальной страны не касается.

Андрей Бриль, председатель совета директоров Корин-холдинга:
—В августе 1991-го мы с коллегами находились в Париже — по обменной программе привезли в парижский летний лагерь 80 детей, а также проходили курс изучения английского языка. Утром в понедельник мы пришли в школу на занятия, увидели, что на нас смотрят с сочувствием. Нам тогда и рассказали, что в России переворот. Сложилась неприятная ситуация — к детям в летний лагерь приехали французские СМИ, жандармы, стали спрашивать их мнение о случившемся, предлагать политическое убежище. Мы не имели информации, не могли контролировать ситуацию и договорились с властями, чтобы они не тревожили детей. В этот же промежуток времени нам нужно было уезжать, но было страшно покупать билеты, зная, что в Шереметьево стреляют. К среде все успокоилось, страх прошел.

Максим Федотов, генеральный директор группы компаний «Титул»:
—В тот момент я оканчивал институт. Я как сейчас помню — с приятелем ехали ночью на машине, и был попутный пассажир, который стал нам рассказывать об этих новостях. Нам это все напомнило революцию, о которой нам рассказывали в школе и которую описывали в двадцатитомнике Ильича. Страха не было, но было ощущение неопределенности и непонимания, было ощущение, что надо куда-то идти и что-то делать. Потом мы поняли, что в Москву сражаться не поедем, а на Урале было спокойно. Сейчас я думаю, что тогда у России были шансы что-то изменить, а сейчас наступило гораздо более страшное время, сейчас все идет к авторитарному управлению.

Алексей Караваев, председатель правления некоммерческого партнерства «Уральский совет управляющих компаний и девелоперов»:
—Во время событий 1991 года был в Екатеринбурге. В то время к произошедшему я отнесся очень легкомысленно, может быть, это связано с возрастом — мне было 23. Меня тогда больше огорчило, что ничего не показывают по телевизору. Как-то не придал значение событиям, которые, в общем-то, рассосались дня за три. Сегодня понимаю, что это была капиталистическая революция, после которой, как это ни банально и ни пафосно звучит, наступила новая эпоха. Слом старой системы произошел именно тогда, а не в 1985 или 1989 годах.

Игорь Обухов, председатель УПН:
—В то время я был студентом. О путче, как и многие другие, узнал из телевизионных выпусков. В то время я в течение нескольких дней не понимал, что происходит на самом деле.

Дмитрий Головин, председатель совета «Комитета 101», предприниматель:
—Я очень хорошо помню те дни. 19 августа я позвонил другу Борису и спросил его о том, как поставить антенну, чтобы смотреть «4 канал» и «АСВ». А он мне говорит: «Какие каналы, там идет «Лебединое озеро», в Москве путч, Горбачева посадила». Я взбесился, не люблю, когда за меня принимают решения. Вечером собрались с друзьями в гараже и стали думать, как ехать в Москву защищать демократию. Я родился в 1964 году, а в 1973-м в Чили был путч. Помню, как это было: всех свозили на стадион, опрашивали и расстреливали. Там путч организовывали серьезные люди. Я боялся, что если расстреляют Горбачева, то у нас тоже все будет жестко: произойдет раскол общества и начнется гражданская война. Но по исходу двух суток поняли, что у нас путч несерьезный, потому что связь не отрубилась, телевизор продолжал вещать. Двадцатого мы расслабились, двадцать первого — Ельцин залез на танк, а двадцать второго мы уже праздновали День российского флага. Путч — время перемен, но не знаешь каких.

Николай Головин, заслуженный работник культуры России, экс-директор Театра эстрады:
—Я был худруком Калининградской филармонии, но в августе был в Екатеринбурге в отпуске. Шел из филармонии и увидел митинг на площади 1905 года, растерянные лица. Это было неожиданно: реальной информации о ситуации в СССР не поступало, Екатеринбург жил собственной жизнью. Сбылись или нет ожидания народа, сказать не могу. Об этом сегодня в СМИ толкуют эксперты, мнения разделяются 50 на 50. Я нахожусь где-то посредине. С одной стороны, люди, которые устроились, живут припеваючи, довольны распадом СССР, с другой стороны, большая часть людей осталась ни с чем.