«МУТНОЕ НЕБО 1941 ГОДА»: КОНФЛИКТ АСОВ И… ИХ БОЕВЫХ СЧЕТОВ

Для тех, кто интересовался историей 55-го иап, впоследствии 16-го гиап, а также боевой работой 9-й гиад (с 02.07.1944 г. командир А.И. Покрышкин, 46+6, ранее считалось 59) и ее личного состава, очевидны натянутые отношения между комдивом и вторым по результативности асом Советских ВВС (61+4, ранее считалось 56+6), дважды Героем Советского Союза Григорием Андреевичем Речкаловым. Авиасообщество некоторое время назад даже вело споры на страницах сетевых форумов, пытаясь понять природу взаимоотношений двух летчиков, полагая, что причины разногласий кроются в их соперничестве в воздухе. При этом рассматривались разные аспекты боевого взаимодействия этих летчиков-истребителей. 

В результате создалось впечатление, что натянутые отношения асов, которые вылились после войны в серьезный межличностный конфликт, во многом могли быть вызваны их личными боевыми счетами. С некоторых пор это подтверждается словами родственников Речкалова, в частности, его дочери Любови Речкаловой.

По словам Любови Речкаловой, на этой почве между Покрышкиным и ее отцом во второй половине 60-х гг. действительно была конфликтная ситуация. Речкалов писал книгу, и, работая с документами ЦАМО, обнаружил три своих сбитых в 1941-м году самолета на счету… Покрышкина. Он позвонил своему бывшему комдиву и объявил ему о своей находке. Реакция Покрышкина была своеобразной - после этого разговора про Речкалова словно забыли, а через какое-то время ему и вовсе было отказано в допуске в ЦАМО. Даже Георгий Голубев, ведомый Покрышкина, с которым во время войны дружил Речкалов, и с которым уже будучи слушателем академии в Монино, крестил свою младшую дочь, в своей книге «В паре с сотым» почему-то почти не говорит о своем друге, строя свое повествование целиком вокруг личности Покрышкина. Сейчас о послевоенной деятельности дважды Героя Советского Союза, генерал-лейтенанта Григория Андреевича Речкалова можно найти лишь скупые фразы без указания мест его дальнейшей службы. По словам родных, своего мнения по поводу «изъятия» трех самолетов с личного счета Речкалов придерживался до своей смерти в 1990 году. Хотя очевидно, что столь сильное неприятие людьми друг друга имело, скорее всего, более серьезные причины...

Учитывая ряд обстоятельств, которые подробней будут рассмотрены ниже, причиной, вызвавшей после войны обострение конфликта между Покрышкиным и Речкаловым, могли стать самолеты, сбитые (или не сбитые) кем-то из этих летчиков летом 1941 года. Рассмотрим сначала, как оба пилота проявили себя в первые месяцы Великой Отечественной Войны. Начнем с Речкалова – его подтверждаемый архивными документами боевой счет, начиная с 22.06.41 г. открывается следующими сбитыми машинами:

1) 26.06.41     1     Ме-109    Унгены*

2) 27.06.41     1     Хш-126    вост. Бокша

3) 11.07.41     1     Ю-88        Балта

Однако уже через месяц после начала войны Речкалов был серьезно ранен в правую ногу. Произошло это 26.07.41 г. во время боевого вылета в промежуток с 12.55 до 13.40. В составе звена И-16 (на который к тому времени переучился) лейтенант Речкалов сопровождал на штурмовку семерку И-153 299-го шап. В районе Дубоссары при подходе к цели группа самолетов подверглась обстрелу зенитной артиллерии противника. Речкалов был ранен в правую ногу, причем попадание в машину было сильным и весьма точным - педаль руля направления его самолета оказалась сломанной пополам. Сам летчик уже после войны так описывал этот эпизод:

«Я глянул в кабину и не поверил... Половинка перебитой правой педали валялась на полу в маслянисто-бурой луже. Нос сапога, наполовину развороченный, представлял собой месиво из кусков кожи и крови. Я попытался пошевелить ногой — она не подчинялась. Только теперь смысл происшедшего дошел до моего сознания, потряс холодным ознобом».

Речкалов попытался взять курс на свой аэродром, однако его «Ишачок» был замечен несколькими Bf-109, которые решили его добить. Так или иначе, но летчику удалось от них уйти и сесть на своем аэродроме. После посадки он был сразу отправлен в госпиталь. 

Вернуться обратно в полк (к тому времени уже получившему гвардейское звание и ставшему 16-м гиап) Григорию удалось лишь в апреле 1942 года. Приехав, причем нелегально, (отпуск, предоставленный начальством запасного авиаполка, где он переучивался на Як-1, а потом был оставлен инструктором, для поездки домой на Урал, был просрочен) он узнал, что три сбитых им летом 1941 года самолета зачтены ему не будут, так как документы 55-го иап были сожжены во время отступления летом 1941 года. Как впоследствии писал сам летчик в своей книге «Дымное небо войны», начштаба полка майор Матвеев ему было сказано буквально следующее: «Придется начать воевать сначала. При отступлении, во время окружения, все документы, в том числе и твою летную книжку, пришлось сжечь».Полагаем, что тогда Речкалов не особенно огорчился этим известием – для него, вероятно, было главным, что он вырвался из запа, причем побег этот остался для него без неприятных последствий, хотя комполка Виктор Петрович Иванов и объявил ему пять суток ареста. Но самым главным было то, что за время отсутствия Речкалов переучился на новую матчасть – истребитель Як-1, который тогда стоял на вооружении первой эскадрильи 55-го иап.

Здесь надо отметить, что часть документов 55-го полка, содержащая информацию о результатах боевой деятельности летчиков части в начальный период войны, действительно была уничтожена. Однако самолеты, сбитые Речкаловым до госпиталя, отражены и в других документах – «Оперативных сводках» и «Журнале учета сбитых самолетов противника» 20-й сад, на тот момент уже расформированной. Правда, ко времени возвращения летчика в полк эти документы были уже не доступны. Посылать же запросы непонятно куда, чтобы официально подтвердить и внести в новую летную книжку Речкалова первые победы в апреле 1942 года просто бы никто не стал.

Так или иначе, но с этого времени официальный отсчет побед Речкалова после прибытия в состав уже 16-го гиап пошел со сбитого им 25.05.42 г. двухмоторного истребителя Ме-110. В результате в первом представлении на звание ГСС к 01.05.43 г. у Речкалова получилось: 12+2 (лично + в группе) т.е. всего 14 сбитых самолетов. Подсчет же побед Речкалова по архивным документам дает на тот же срок результат в 17 побед. Таким образом, мы можем видеть, чтопервые три победы за лето 1941 года учтены не были.

Возможно «обнуление счета» произошло из-за того, что Речкалов почти год не был в части по ранению. За это время полк перешел в состав другого соединения, а сведения о победах Речкалова остались в документах 20-й сад. В полку же никаких данных не осталось. Отчет о боевой работе 16-го гиап составляли уже в запасном авиаполку, где часть переучивалась на «Аэрокобры». Поэтому данные за 1941-й год было взять неоткуда.

Однако, учитывая, что сам Речкалов впоследствии был убежден, что с его счета «изъяли» три сбитых самолета, более вероятной представляется другая причина, а то, что его не было в части около года, как раз и сыграло определенную роль в «исчезновении» побед. Здесь надо сказать о том, что многим летчикам 55-го иап несмотря не сожженные документы, сбитые самолеты были вновь записаны, и только одному «возвращенцу» Речкалову в полку пришлось начинать боевой счет с «нуля».

Новосибирский исследователь Олег Левченко в одной из своих работ приводит следующий факт: «Судя по всему, количество боевых вылетов у летчиков 55 иап после потери документов было восстановлено и внесено в новые летные книжки по памяти (или путем прикидочных математических расчетов). В мемуарах Г. Речкалова есть упоминание о писаре штаба Кравченко, обладавшем отличной памятью, но для официального зачета воздушной победы требовались документальные подтверждения, а они-то и погибли. К тому же количество боевых вылетов никаких особых отличий в то время летчикам-истребителям не давало, поэтому и имелась возможность восстановить их, как говорится, «на глазок».

По мнению Левченко, возможность подтвердить сбитые самолеты все-таки была. В этом случае налицо противоречие. Получается, что кому-то в полку победы все же были зачтены задним числом по памяти, либо «путем прикидочных математических расчетов» (не говоря уже о документах штаба 20-й сад, сам факт существования которых апологеты «полного исчезновения» побед полка за лето 1941 года, начиная с самого А. Покрышкина и заканчивая О. Левченко, почему-то игнорируют). Поэтому странно, что Речкалову его три победы на счет записаны не были. Тем более об уничтоженных кем-то в первые трудные месяцы войны самолетах противника в эскадрильях помнили многие. Так или иначе, но первых трех побед у Речкалова на счету не оказалось, тогда как у всех остававшихся на осень 1941 года в строю летчиков эта проблема была решена.

Одновременно обращает на себя внимание факт, что согласно оперативным сводкам 20-й сад, подтверждающим победы Григория Речкалова, никаких записей в документах о сбитых в начале войны самолетах нет у другого летчика 55-го иап - Александра Покрышкина.

В тоже время, сам Покрышкин в своих широко известных мемуарах и дневниковых записях неоднократно писал о многих сбитых им летом 1941 года самолетах. При этом он неизменно обращал внимание читателей на проблему с подтверждением этих побед, вызванную отсутствием полковых документов. Между тем, судя по «Отчету о боевой работе и учебно-боевой подготовке 16-го гиап», составленному в начале 1943 года в 25-м зап, где часть переучивалась на новую технику, у самого Покрышкина самолеты со счета никуда не пропадали. В тоже время интересно, что в мемуарах и записях Покрышкина якобы сбитые им летом 1941 года самолеты различаются между собой по типам. О.Левченко, который полагает, что официальный боевой счет Покрышкина сильно занижен, объясняет этот факт целым рядом причин – летчик не придал этому значения, после войны пришло много времени и т.п. Он также приводит список первых побед, взятый из записок самого Покрышкина. Получается, что первыми сбитыми самолетами старшего лейтенанта Покрышкина были:

К сбитым самолетам, записанным самим Покрышкиным, есть любопытные примечания О. Левченко, приведем их полностью:

         «2. Согласно пометки в записках А.И. Покрышкина этот «Юнкерс» был зачтен ему как общая (т.е. групповая) победа.

         3. Сбитый Ju-88 не был зачтен Покрышкину. Александр Иванович сбил «восемьдесят восьмого» РСом (реактивным снарядом) и еще одного повредил в тот момент, когда они встали на боевой курс, пытаясь бомбить плавучий док, буксируемый сторожевиком, под охраной морского охотника. «Штаб полка послал запрос подтвердить сбитие «Юнкерса». Неожиданно пришел отказ. Моряки мотивировали его тем, что и они вели интенсивный огонь с катеров по группе бомбардировщиков. Кроме того, подобрали на воде парашютистов» [12, стр. 118]

          4. Сбитый Hs-126 не был зачтен Покрышкину. Александр Иванович не успел доложить о воздушной победе, т.к. его обвинили в паникерстве. Дело в том, что «хеншель» был сбит во время разведполета в район г. Николаева, где Покрышкин обнаружил двигавшиеся по направлению к городу колонны немецких танков и машин, о чем и доложил».

Обратите внимание на следующий, 5-й пункт:

      5. 13 августа танковые части фашистов вышли к морю восточнее Одессы у села Коблево, окружив город. В это время группа сотрудников и охраны штаба 55 ИАП, выехавшая из Березовки в Тузлы, куда перелетел полк, наскочила на прорвавшихся немцев. В сложившейся ситуации пришлось сжечь штабной автобус и секретные документы, "в том числе с итогами боевых действий с начала войны. Все данные о сбитых нами самолетах и подтверждения на них... Старший штабной группы был строго наказан, но это не воскресило результаты наших двухмесячных боевых действий" [12, стр. 126]. Следовательно, воспользоваться архивными данными для подтверждения большей части воздушных побед А.И. Покрышкина за 1941 год не представляется возможным».

Обращает на себя внимание последняя фраза о том, что большинство сбитых Покрышкиным самолетов установить архивным путем невозможно. Кроме того, выше уже говорилось, что в оперативных сводках 20-й сад записанных за Покрышкиным сбитых самолетов нет вообще, тогда как воздушные победы             Григория Речкалова, Валентина Фигичева, Федора Шелякина и других летчиков 55-го иап, хорошо проявивших себя с самого начала войны, есть.

Не может не обращать внимания тот факт, что слишком часто говорилось о потерянных документах, разнице между мемуарами и записками Покрышкина, не вполне понятном личном счете, в который все равно вклинивались какие-то «не зачтенные» победы. При этом каждый раз указывалось на «объективные» причины, из-за которых у Покрышкина неточности с личными победами, приводились ссылки на «всем известную честность и строгость» трижды Героя по отношению к самому себе, мол, неправду о своихличных достижениях такой человекнаписать просто не мог. Перед глазами встает большое количество сбитых Покрышкиным летом 1941 года самолетов (из-за чего разные исследователи пытались считать эти победы по его книгам и другим источникам). Любые сомнения парировались сходу - хоть и есть «некоторые» проблемы с подтверждением сбитых (почти все победы вообще не подтверждены, прим. А.Р.), тем не менее, в правильности счета аса сомневаться не приходится.

Согласно недавно установленному исследователем Михаилом Быковым по документам, хранящимся в ЦАМО, боевому счету Покрышкина, следует, что сбитыми самолетами этого пилота в 1941 году были:

Отстаивая правдивость Покрышкина, приводя источниковую базу, практически целиком основанную лишь на мемуарах и записках самого Покрышкина и выборочных воспоминаниях его близких подчиненных, пришедших в 16 гиап в 1943 году, О. Левченко в то же самое время пишет о Речкалове следующее: «…Г.А. Речкалов субъективен в своих воспоминаниях (отношения между ним и Покрышкиным были натянутые). Например, описывая события первого месяца войны (26.07.41 Г.А. Речкалов был тяжело ранен, вернулся в полк только в апреле 1942 г.), он упоминает об А.И. Покрышкине только дважды».

Такая характеристика вызывает удивление, почему нельзя доверять воспоминаниям Речкалова, откуда такая убежденность в их предвзятости? Ведь не секрет, что все мемуары априори субъективны. И это при том, что Речкалов был точно таким же однополчанином Покрышкина, как и остальные летчики, воспоминания которых Левченко принимает на веру и даже использует в качестве источников? На чем же в таком случае основана субъективность Речкалова, чем вызвана натянутость отношений, каковы ее корни? Видимо в том, что Речкалов, как и некоторые другие однополчане, знал старшего лейтенанта Покрышкина еще до войны, задолго до того, как из первого трижды ГСС сделали «живую легенду».

Выше уже приводилась характеристика, данная О. Левченко книге Речкалова «Дымное небо войны». Добавим, что в другой своей книге - «В небе Молдавии», описывая начальный период войны, Речкалов вообще не пишет о Покрышкине, в ней нет ни одного упоминания его имени, словно старшего лейтенанта «Саши Покрышкина» вовсе в 55-м иап в то время не было. Кроме того, многие факты, описываемые Покрышкиным в своих мемуарах, у Речкалова описаны абсолютно по-другому, и что самое поразительное, их участником Покрышкин совсем не является. Но этот, казалось бы, насквозь «субъективный» подход мог иметь на самом деле весьма объективные и достаточно простые причины: хотя Речкалов и Покрышкин служили в одном полку, они летали на самолетах разных типов, в разных группах и не всегда пересекались во время выполнения боевых заданий. Причем свои мемуары, в отличие от некоторых боевых товарищей, Речкалов неизменно сопровождает выдержками из документов 20-й сад, с которыми он кропотливо работал в ЦАМО. Характерно, что мемуарные несоответствия касаются всех моментов и событий первого месяца войны, которые Покрышкин выделяет в качестве ключевых и центральной фигурой которых, по его словам, является. Вероятно, по этим причинам воспоминания Речкалова отметаются с такой легкостью как «субъективные», в действительности же - как «неудобные» для апологетики Покрышкина.

Кроме того, вызывает интерес то обстоятельство, что согласно всем мемуарам Покрышкина свидетелями первых сбитых им самолетов были лишь погибшие или не вернувшиеся с боевых заданий летчики – Евгений Семенов, Леонид Дьяченко, Петр Довбня. Получается, что эти свидетели уже к концу 1941 года не могли подтвердить, что именно сбил Покрышкин и сбил ли вообще. Странно, не правда ли? А типы и место падения первых сбитых им самолетов, судя по описанию автора мемуаров, одинаковы с теми, что успел сбить младший лейтенант Речкалов до своего ранения.

Здесь надо сказать, что вопрос о сбитых Покрышкиным в 1941 году самолетах уже поднимался ранее. В частности, в книге «Советские асы» - переводе польского издания П. Скульского, И. Баргеля, Г. Чисека «Асы восточного фронта», ставились под сомнение слова самого Покрышкина о потере им более 10 сбитых самолетов противника из-за гибели полковых документов в августе 1941 года.

Между тем к тому времени в полку уже четко определились самые результативные летчики. В оперативных сводках 20-й сад часто встречаются фамилии Валентина Фигичева, сбившего за первый месяц войны 9 самолетов (всего за первый год войны – 11), Константина Ивачева (до гибели 14.10.41 – 7 личных побед), Григория Речкалова, Федора Шелякина (до того, как попал в плен 13.07.41 – 4 личные победы), Леонида Дьяченко (до гибели 31.07.41 – 4 личных победы), Кузьмы Селиверстова…

Кстати, с именем первого в полку Героя Советского Союза Кузьмы Селиверстова до недавнего времени были связаны первые сомнения относительно правдивости мемуаров Покрышкина, который дословно писал следующее: «Кузьма не много сбил вражеских самолетов, но скольким из нас он спас жизнь в воздушных боях! Скромный, застенчивый человек, прямой и честный товарищ, настоящий боевой друг». Между тем выяснилось, что на момент своей гибели 15.10.41 боевой счет Селиверстова был (по разным документам) от 8+2 до 10+2 – лучший результат в 55-м полку! По меньшей мере странно, что Покрышкин пишет о наиболее результативном на описываемое время летчике полка в таком снисходительном тоне…Ведьни для кого не секрет, как сложно было сбить такое количество самолетов противника в 1941 году, когда пилоты Люфтваффе имели полное преимущество перед советской авиацией.

Однако самым настоящим открытием для специалистов и любителей авиации станут воспоминания другого летчика 55-го иап  - Викентия Павловича Карповича. В своих записках он проливает свет на некоторые события, происходящие летом 1941 года, а также роли в них ст. лейтенанта Александра Покрышкина. Воспоминания Карповича позволяют взглянуть на широко известные события, описанные Покрышкиным, абсолютно под другим углом зрения.  

Так, уже через много лет после войны, Карповичу пришлось в буквальном смысле этого слова защищать честь другого своего сослуживца, заместителя командира 55-го иап, майора Григория Васильевича Жизневского, которого Покрышкин нещадно критикует в качестве руководителя летно-тактических курсов для командного состава полка: «Пройдут годы, Григорий Васильевич погибнет в боях с немецко-фашистскими захватчиками и над ним подшутит история. Некоторые из его подчиненных обвинят его в том, что он летал без «огонька», был слишком педантичным и требовательным по службе, не допускал отсебятин и нарушений правил летной работы, противился всему тому, что могло привести к летным происшествиям. Он не сможет опровергнуть эти совершенно неверные утверждения, так как его уже не будет в живых».

Но вернемся к боевой работе первых месяцев войны. Объективности ради надо сказать, что фамилия Покрышкина в сводках 20-й сад, описывающих события лета 1941 года, тоже фигурирует, но в связи с совсем другими обстоятельствами:

«15.07.41. 6.30-9.40, произведено 2 вылета на разведку в р-н Оргеев ... Не вернулся ст. л-т Покрышкин на МиГ-3. Во втором полете экипажи обнаружили в 3 км сев. Грозешты в болоте разбитый МиГ-3. Предположительно ст. л-та Покрышкина.

18.07.41. вернулся с вынужденной посадки л-т Покрышкин.

28.07.41. В 6.25 два МиГ-3 производили разведку в р-не переправ через р. Днестр в р-не Стройницы, Григориополь. ... Ст. л-т Покрышкин при возвращении из разведки из-за метеоусловий произвел посадку на аэродроме Семеновка».

При этом в оперсводках нет ни одной записи о личных победах летчика, ст. лейтенанта Покрышкина. Это обстоятельство несколько объясняет Карпович, который прямо ставит под сомнение еще одну заявку Покрышкина на воздушную победу. Речь идет об одном из боевых вылетов смешанной группы самолетов, выполненном 27 июля. Возглавлял группу комэск 55-го иап, капитан Серафим Солнцев. Тройке МиГ-3 - ведущий А. Покрышкин, ведомые В. Карпович и Н. Лукашевич, в этом вылете отводилась задача по прикрытию «штурмовиков» - И-153 и И-16. Этот эпизод широко известен из книг Покрышкина, несмотря на это, мы все-таки позволим себе привести этот отрывок из его воспоминаний полностью:

           «…Севернее Кодыма обнаружена большая колонна вражеских войск. Группа «чаек» и И-16 соседнего полка должна нанести по ней удар. Нашему звену приказано прикрыть штурмующих от вражеских истребителей. Ставя задачу, Иванов подчеркнул:

- Покрышкин, вылетишь в составе звена с ведомым Лукашевичем и моим адъютантом Карповичем.

- Товарищ командир полка, разрешите мне лететь парой с Лукашевичем. Карпович еще неопытный летчик и мне придется охранять не только штурмующую группу, но и его, — попросил я.

- Надо его натаскивать. На одних опытных летчиках нельзя строить нашу боевую работу. Ясно?

Конечно, все понятно. Командир полка по-своему прав.

Приходим в район севернее Кодыма. Вот и дорога. Вдоль нее стелется пыль от двигающихся автомашин и артиллерии. «Чайки» и И-16 с ходу бомбят и расстреливают из пулеметов вражескую колонну. Наша группа выше их, внимательно ведет наблюдение, особенно в сторону солнца, чтобы не прозевать появления «мессершмиттов». Слева от меня летит Лукашевич, а справа - Карпович. Я иду в середине, словно под конвоем. Как сейчас мешает этот боевой порядок - тройка. Он лишает нас маневра.

Как и предполагали, четверка вражеских истребителей появилась со стороны солнца и тут же пошла в атаку. Покачиванием самолета с крыла на крыло предупреждаю ведомых о противнике. Энергичным боевым разворотом влево иду навстречу «мессершмиттам». Они, не принимая лобовой атаки, обходят нас левее. Доворачиваю круто влево и ловлю в прицел заднего Ме-109. В это время вижу правее меня самолет Карповича, а в хвосте у него – «мессер». Резко бросаю своего «мига» в правый разворот, подхожу к самолету врага. Вот он, рядом. С короткой дистанции в упор прошиваю очередью мотор и кабину.

«Мессершмитт» задымил, завалился в пикирование и врезался в землю. Карпович же почему-то уходит в направлении Котовска, хотя его никто не преследует. Все это попало в поле зрения, когда я после атаки уходил вверх, боевым разворотом. Три Ме-109 с набором высоты пошли за мной. Иду в лобовую. Они разворотом обходят, стремясь выйти в хвост моему самолету. Снова выхожу на них в лобовую. Но летчики противника, опасаясь моего огня, опять идут в обход. По-видимому, решаю я, сбит их командир. Это снизило боевую активность врага. Однако и уходить они не хотят. Чувствуют преимущество. Долго пришлось мне отбиваться.

Пока я крутился с тройкой «мессершмиттов», наша штурмующая группа выполнила свою задачу. «Чайки» и И-16 набрали высоту и пристроились ко мне. Вражеским истребителям ничего не оставалось, как выйти из боя и направиться в северном направлении.Взяли курс на восток и мы. Всю дорогу мне пришлось маневрировать. Переходя на большой скорости с фланга на фланг группы, прикрывал их от возможных атак вражеских истребителей…

…Пытался понять, почему мой правый ведомый Карпович оторвался и его чуть не расстрелял Ме-109. Пришел к выводу, что Карпович развернулся вправо, когда я с Лукашевичем делал разворот влево навстречу «мессершмиттам». Если бы не пришел к нему на помощь, то его могли бы сбить».

       Как видим, Покрышкин утверждает, что Карпович сразу вышел из боя и ушел в направлении Котовска, что сталось с Лукашевичем, он не знал. Уже на земле, в присутствии комполка Иванова Покрышкин отчитал Карповича, который якобы «ослабил» звено своим уходом. О судьбе другого своего второго ведомого он ничего доложить начальству так и не смог. Но дальше пишет, что Лукашевич вернулся вечером того же дня, когда личный состав уже ужинал. Между тем, ст. л-т Лукашевич вернулся в расположение полка только на следующий день, что и подтверждают оперсводки 20-й сад: «В 15.00 вернулся на аэродром мл. л-т Лукашевич, подбитый огнем ЗА 27.07.41 в р-не Кодыма. С-т оставлен в пункте Крутые».

        Но свидетельства Карповича позволяют нам наконец-то узнать новые факты относительно того вылета. Через много лет у нас появилась поистине уникальная возможность взглянуть на этот широко известный воздушный бой глазами другого участника. Тут надобно сказать, что Викентий Карпович и Николай Лукашевич уже были обстрелянными пилотами – оба имели за плечами не один боевой вылет, и начали воевать с первого дня войны. Как отмечает Карпович, «каждый по-своему подходил к боевому вылету».

      По его словам, к тому времени в 1-й эскадрилье полка не оказалось опытных летчиков, все они к тому времени погибли, поэтому звено перед вылетом пришлось делать сборным. «Но это сборное звено, наспех собранное, впервые шло на задание в этом составе и ведомые не знали особенностей поведения в воздухе своего ведущего, хотя было известно, что с Александром летать не просто, да и сам он этого не скрывал», - пишет летчик. - …Однако уже с самого начала нам показалось странным, что Александр ни словом не обмолвился о порядке прикрытия «чаек», о боевом порядке звена – дистанциях и интервалах ведомых, хорошо зная, что плотный боевой порядок неудобен для маневра, о порядке действия на случай встречи с вражескими истребителями и воздушного боя – все это элементарные вещи».

        Затем Карпович рассказывает, как их звено со стороны солнца неожиданно атаковала группа мессеров, зашедшая МиГам точно в хвост: «Атаку вражеских истребителей мы заметили в последний момент, когда мой маневр самолетом совпал с открытием огня «мессершиттом» по моему самолету. В этот момент, ведущий Александр Покрышкин резко рванул свой самолет и бросил в левый разворот, я последовал за ним – и в это время огненная трасса «месса» прошла по правой плоскости моего «МиГа».

       Выйдя из под атаки, Карпович осмотрелся, но не увидел ни Покрышкина, ни Лукашевича, ни «чаек». При этом летчик подчеркивает: «Никаких «мессершмиттов» у себя в хвосте и в воздухе в это время, как утверждает Александр, после первой атаки вражеских истребителей я больше не обнаружил, да и быть не могло: ведь они после атаки нашего звена проскочили на большой скорости, ушли вверх и скрылись».

      Решив не искушать судьбу – в воздухе поблизости все равно никого не было, Карпович принял решение возвратиться на свой аэродром. Он судьбе Покрышкина и Лукашевича в этот момент он не имел ни малейшего представления. Однако уже на земле события приняли неожиданный поворот - Карпович увидел, как из боевого вылета Покрышкин вернулся один - без второго ведомого и без сопровождаемых «чаек».

      «Вместо обычного разбора боевого вылета, каким неудачным оказался этот, вскрытия ошибок в воздушном бою и разобраться в этом случае объективно, Александр призвал в свидетели командира полка майора Иванова и учинил мне «разнос», пытаясь найти виновника в моем лице в потере им же двух ведомых летчиков и группы «чаек», найти в этом свое оправдание. Он, например, утверждает, что при атаке «мессов» он развернулся влево, а я развернулся вправо, и он защитил хвост моего самолета от атак «мессов». Какое несоответствие действительности! Это говорит о том, что он меня потерял и не видел. Если бы это было так, т.е. я развернулся вправо в момент атаки «мессов», то в этом случае трасса, выпущенная «мессершиттами», прошла бы не по консоли правой плоскости моего самолета, а по самой кабине летчика и, кто знает, чем бы это закончилось?... Остается загадкой, как может впереди идущий самолет – ведущий, защищать самолет своего ведомого, находящегося у него сзади и даже срубить «месса», как он утверждает? Но кого только он мог сбивать, если в воздухе не было «мессов»?

        Неприятно, но факт - свидетелем уничтожения этого Bf-109 уже после войны Покрышкин «сделал» Николая Лукашевича, разбившегося 07.05.42 г. при облете отремонтированного МиГ-3. «Случай, происшедший с молодым пилотом, был и волнующим, и смешным. При резком развороте на четверку вражеских истребителей Лукашевич, боясь столкнуться с Карповичем, попытался удержаться левее моего самолета, потерял скорость и сорвался в штопор. А для вывода не хватало высоты. Лукашевич выбросился из «мига». Приземлился он на парашюте рядом со сбитым мною «мессершмиттом». Увидел, что вражеский летчик был убит еще в воздухе», - писал ас после войны. К сожалению, опровергнуть эти слова, как сделал это впоследствии Карпович, погибший Лукашевич никак не мог…

        Неоднозначна и профессиональная характеристика, которую дает будущему командиру 9-й гиад Викентий Карпович: «Воевал он как все, ничем особым не выделялся среди многих летчиков полка. В воздушных боях соблюдал осторожность, избегал риска, бесшабашно не бросался и не ввязывался в воздушную схватку с врагом. Отличался Александр от некоторых летчиков превосходной техникой пилотирования самолета, ориентировкой в воздухе, хорошо видел воздушное пространство и тем самым своевременно обнаруживал вражеские самолеты в воздухе. Все это позволяло ему избежать опасных ситуаций в сложной воздушной обстановке. Несмотря на это, он не был лишен ошибок, допускаемых в воздушном бою, но в этомне сознавался и не признавал в силу своего самолюбивого характера». Так, например,7 июля недовольный деятельностью Покрышкина в должности комэска, командир 20-й сад, генерал Александр Степанович Осипенко сделал ему строгое внушение за то, что тот «в семидневный срок командования эскадрильей растерял весь летный состав подразделения и перевел на должность младшего летчика».

         Вспоминая события первых и самых трудных месяцев войны, Карпович приводит, как минимум, три примера, когда Покрышкин бросал в боевой обстановке своих ведомых. Причем в некоторых случаях напарники будущего аса уже никогда не возвращались из совместных с ним боевых вылетов.

        Так, 5 октября 1941 года с аэродрома Володарское пара МиГ-3 - ведущий Покрышкин, ведомый Комлев, вылетела на разведку района Пологи – Орехов – Б. Токмак. По словам Карповича, в этом районе летчики встретились с группой «мессершмиттов» и в результате короткого воздушного боя Степан Комлев не возвратился с боевого задания. Вероятнее всего, он был сбит в ходе боя. «Точно же восстановить события воздушного боя и его последствия, местонахождение и судьбу Степана Комлева не смог и Александр Покрышкин, так как сам Покрышкин произвел вынужденную посадку в расположении своих войск и вместе с наземными войсками, буксируя самолет автомашиной, пробирался на свой аэродром. Приходится только сожалеть, что такой опытный летчик, как Александр Иванович, не смог проследить и заметить, что сталось с его ведомым…».

       А вот другой случай, участником которого вновь был сам Карпович: «В этот раз мне пришлось подняться на разведку в паре с Александром. Это было на аэродроме Володарское, район разведки неизменный в этот день – Б. Токмак, где колонны гитлеровских войск рвались к Мариуполю…». В том вылете у Карповича была неисправна матчасть – грелся мотор, и была повышена температура воды. Возвращаться на аэродром он не стал, и в то же время не мог предупредить Покрышкина о неисправности –  рации не было. Карпович стал отставать от ведущего. «В конце маршрута ведущий взял обратный курс, и я повернул за ним. По тем же причинам вновь начал отставать, охлаждая мотор путем уменьшения оборотов. Ведущий ушел далеко вперед, мне уже не удалось его догнать, на предельно допустимых оборотах и скорости я продолжал полет одиночным самолетом к своему аэродрому. Когда произвел посадку, легко вздохнул, ох, и повезло же мне на этот раз, не пришлось встретиться с «мессами»…А истинной Александр РОДИОНОВ при участии Михаила БЫКОВА