В Екатеринбурге «ожил» дневник 13-летнего блокадника. ЗАПИСИ

Родственники подарили городу историю холодной и голодной ленинградской зимы, написанную рукой подростка.

В Екатеринбурге «ожил» дневник 13-летнего блокадника. ЗАПИСИ - Фото 1
В Екатеринбурге «ожил» дневник 13-летнего блокадника. ЗАПИСИ

По Екатеринбургу «путешествует» дневник 13-летнего блокадника Ленинграда Олега Игнатьева. Он начал свою жизнь после смерти автора — ровно два года назад, 6 мая 2013 года. Именно тогда семья Олега Васильевича открыла тайну и трагедию войны, которыми мальчишка из Северной столицы не делился при жизни. JustMedia.ru обязательно опубликует дневник Олега Игнатьева, но прежде давайте познакомимся поближе с нашим земляком.

 

Война началась, когда Олегу Игнатьеву было 13 лет. Во время блокадной зимы мальчик вел дневник, а в 1942 году вместе с родителями был эвакуирован по «дороге жизни» в Свердловск. Здесь он обучался в летной школе на Уралмаше, но не захотел становиться военным и сменил место обучения. Окончив школу, Олег Игнатьев поступил в Горный университет, тогда же поступил на завод «3 семерки» (потом он стал «3 тройки» — прим. ред.) дежурным электриком. Отказавшись от аспирантуры, наш герой берет направление в Карпинск и работает на Лапчинском вскрышном разрезе главным энергетиком, а уже спустя три года возглавляет техотдел энергоуправления. Летом 1959 года Олег Игнатьев с женой переезжает в Свердловск, оба переведены на работу в только что образовавшийся институт горного машиностроения. В марте 1971 года он все же защищает кандидатскую диссертацию по автоматике буровых станков.

 

 

В Екатеринбурге «ожил» дневник 13-летнего блокадника. ЗАПИСИ - Фото 2

 

«Олег Васильевич проектировал электрооборудование для всех машин, создаваемых в институте. Годы, проведенные на карьере, позволяли ему проектировать так, что все оборудование качественно работало и легко обслуживалось в любых погодных условиях. Он трудился в институте до пенсии»,— рассказывают родные.

 

После выхода на пенсию Олег Васильевич активно занимался работой в обществе ветеранов—блокадников. Двадцать два года был координатором по работе с блокадниками при Ленинском райисполкоме Екатеринбурга. Вместе с другими такими же активистами читал лекции в школах, навещал больных, отмечал дни рождения, устраивал вечера встреч и даже один раз ездил в Ленинград по приглашению местного общества блокадников.

 

«Он много путешествовал с женой и детьми, позднее с внучками, обошел все окрестности Свердловска, объездил Прибалтику, Армению, Кавказ, Крым, Среднюю Азию. Держал собаку — эрдельтерьера. После выхода на пенсию всерьез занялся садом»,— говорят близкие.

 

В Екатеринбурге «ожил» дневник 13-летнего блокадника. ЗАПИСИ - Фото 3

 

Сегодня трогательные воспоминания подростка-блокадника из Ленинграда доступны каждому екатеринбуржцу. 

 

«Дневник начинается с ровного почерка, а потом зима, блокада, голод. Представьте, какой там почерк, но близкие люди, конечно, прочитали дневник в оригинале»,— рассказывают родственники.

 

В рамках проекта «Библиосумерки» методисты Дома учителя представили выставку «Блокада глазами подростка». Именно эта выставка рассказала о судьбе Олега Игнатьева. На этом методисты не остановились и сняли видеоролик, в котором уже сегодняшний школьник читает блокадный дневник. Уникальное наследие теперь стали использовать во многих школах на классных часах.

 

К сожалению, дневник не попал в книгу воспоминаний блокадников Ленинграда, которую к юбилею Победы выпустили в Санкт-Петербурге, зато он точно войдет в Книгу Памяти, над созданием которой сегодня трудятся свердловские блокадники.

 

Ниже мы публикуем дневник 13-летнего Олега Игнатьева, ставший не только достоянием семейного архива, но и всего Екатеринбурга.

 

В Екатеринбурге «ожил» дневник 13-летнего блокадника. ЗАПИСИ - Фото 4

 

1.9.41

Сегодня ходил в школу. Сказали, что занятия откладываются до 5-го. Вечером собирал детекторный радиоприемник.

 

15.10.41

Радио сообщило, что наши войска оставили снова несколько населенных пунктов. Ходил в школу, опять отложили. Приходил мой товарищ Слава Грунд. Вместе ходили на чердак обмазывать особым составом все деревянные балки и перекрытия для предохранения от огня. Вот уже второй месяц, как над городом воют почти каждый день сирены. Немцы усиленно рвутся к Ленинграду. Посылают каждый день самолеты бомбить город, но наши отбивают все воздушные атаки врага, и  над городом до недавнего времени не было ни одного самолета.

 

20.10.41

Уехал Слава. Утром приходил, предупредил об отъезде. Потом вместе ходили к нему на квартиру. Я помогал ему собирать вещи. Перед самым отъездом распрощались. До свидания, Слава! Надолго ли? Возвращайся скорее.

 

23.10.41

Ворошилов сказал: «Надо миллион человек, чтобы построить и укрепить подступы к г. Луге, чтобы остановить врага».

 

24.10.41

В городе объявлена эвакуация детей. Уезжают детские сады, школы. Взрослое население уезжать не имеет права. Дома мне мама собрала вещи, вышила на них фамилии, и я  распрощался со всеми.

 

25.10.41

Но уехать не удалось. Автобус, в который я сел, был  предназначен для другого класса. Пришлось возвращаться домой.

 

26.10.41

После долгих колебаний  уехал мой второй товарищ Беня Зильбер со своим братом. Днем  приходила его мать к нам, очень плакала.

 

28.10.41

Сегодня записались на работу. Будем с мамой всю ночь рыть противотанковые рвы.

 

29.10.41.

Вчера вечером на трамвае с группой других рабочих выехали за город. Нам отвели участки, и работа закипела. Быстро нагружали носилки и вытаскивали их наверх. За эту ночь ров заметно углубился. В 5 часов утра возвращались обратно домой Чистые безлюдные улицы, еще не ходят трамваи и троллейбусы. В голубом небе золотятся в первых лучах восходящего солнца аэростаты заграждения. Они, как чудовищные рыбы, мерно колышутся или спокойно замерли на длинных тросах. Аэростатов много. Они поднимаются из каждого сада, сквера. Мы идем по окраине города. Здесь каждая улица, каждый переулок загражден особыми сооружениями, наподобие баррикад, из бревен и мешков с песком. В толстых стенах узкие бойницы и цели для стрельбы. Да, город ощетинился, отгородился от всего мира баррикадами, рвами, проволочными заграждениями,  готовый к любому натиску врага.

 

29.10.41

В домах тоже произошли большие изменения: сегодня я и многие другие жильцы таскали в ведрах песок на чердаки и лестничные клетки. Двор уже совместными усилиями очищен от кирпичей и другого хлама и мусора на случай, если нужно будет проехать пожарными машинами.

 

31.10.41

Сегодня оклеили все окна полосками бумаги для предохранения стекол от взрывной волны. Недавно уехала бабушка и дядя Боря, а также дядя Костя и тетя Люба с Женечкой.  Ходил несколько раз в школу, несколько раз прощался, уезжал, но уехать так и не удалось и теперь.

 

1.11.41

Сегодня дежурил у ворот с противогазом и красной повязкой. Теперь в каждом доме наряду с пунктами наблюдений на крышах имеются дежурные у ворот. Как-то незаметно  подобрался враг к Ленинграду, окружил его и сомкнул кольцо. В городе в продовольственном отношении становится все хуже и хуже. Еще с июля месяца были введены карточки. Теперь выкупить доброкачественные продукты стало трудно. Одновременно ввели лимит на электричество.

 

6.11.41

Сегодня приехал мой брат Игорь (они живут у Смольного). Привезли некоторые более важные вещи, т.к.  у них при бомбардировках дом шатается, а это опасно (они живут на шестом этаже). Игорь мне рассказал много разных новостей. Однажды у них спустился на парашюте диверсант. Его поймали ребята и стали кидать в него камни. Тогда подошел милиционер и прогнал их. Днем ходили на Неву, гуляли и катались на теплоходике.

 

7.11.41

Годовщина Революции. День прошел невесело. Не было парада. Не стояли в этом году на Неве военные корабли.  В окрестностях города шла напряженная борьба, не на жизнь, а на смерть. За последнее время сильно возросло население города за счет эвакуированных и беженцев. В бомбоубежищах во время тревоги негде сесть.

 

10.11.41

Сегодня произошло самое страшное. С утра была хорошая погода, день был, как и все предыдущие. Часов в 12 мама ушла за хлебом. Дома остались я, Женя и двоюродная сестра Нина. Вдруг замолчало радио и мужской голос в репродукторе сообщил, что начался артиллерийский обстрел района. Это было не ново, так как немцы обстреливали город уже целый месяц, если не больше. Но вот вдруг раздался все нарастающий свист, потом вдруг оборвался, и послышался сильный взрыв. Задрожали стекла и зазвенело в ушах. Вбежала Нина и повела нас в подвал (в бомбоубежище было идти опасно).   Не успели мы выбежать на лестницу, как что-то толкнуло нас в сторону, пол нырнул под ногами, и раздался страшный взрыв. «Наверное, полдома нет», - подумал я, но, благополучно встав, через полминуты мы все уже были в подвале. Кругом сидело и стояло около сотни человек. Они жадно вслушивались в то, что происходило наверху.  При каждом сильном взрыве старухи начинали креститься, да и нам было не до смеха, ведь мы не знали, где находится мама. В продолжение следующих 15-20 минут в дом попало еще 3 снаряда. Сыпалась штукатурка, мигали лампочки, и весь дом вздрагивал. Обстрел продолжался   2 часа. Волна разрывов откатывалась  все дальше и дальше. Мы вышли на свет и стали осматривать  повреждения. Наш пятиэтажный большой дом, выходящий  три улицы, имеющий более полусотни квартир, построенный для голландского посольства еще 100 лет  назад, не мог сильно пострадать от обстрела, но все же выглядел довольно плачевно. Кругом валялись разбитые стекла, кирпичи. Кирпичная пыль плавала в воздухе. В четырех местах зияли громадные провалы – действия немецкой артиллерии. Над некоторыми из них подымался дым. Один снаряд попал сверху в лестничную клетку, прошиб ее насквозь до первого этажа, обрушил и провалил прилежащие квартиры.  Вот на носилках выносят убитых и раненых, среди них грудной ребенок, вернее, то, что осталось от него, так как он вместе с кроваткой совершил путешествие с 5-го этажа на второй.

 

Но вот опять все спокойно. В воздухе больше не носится кирпичная пыль, тихо шуршат шинами троллейбусы и автобусы. И снова я встречаю дорогую маму.

 

Только начался этот обстрел, она вышла из булочной и спряталась в подворотне. Тотчас влетел в булочную снаряд и  никто больше из нее не вышел .

 

20.11.41

Есть некоторые людишки, которые смеют утверждать, что защита Ленинграда – бессмысленное дело и что немцы его в скором времени все равно захватят. Они даже назначали даты. Постепенно из этих людей создавали паникеров,  ракетчиков, диверсантов и других сообщников немцев. Это были не ленинградцы. Это были люди слабые духом и волей.

 

В городе появилось много врагов. Однажды я шел по проспекту 25-го Октября (Невскому) и увидел в метрах трех от  дороги толпу людей. Подошел. Оказывается, поймали какого-то парашютиста. В это время по тротуару шли три человека в милицейской форме.  К ним обратились, чтобы те забрали пойманного немца. Но те трое ответили, что они, видите ли, не этого участка. Вдогонку за ними были посланы милиционеры.

 

25.11.41

Обстрел повредил трамваи и троллейбусы. На землю  свисали провода, оборванные осколками. Трамвайные пути заносились снегом. Дома зияли кирпичеторчащими ранами. Окна больших магазинов и вообще  нижних этажей были  заколочены досками и завалены ящиками и мешками с песком. При последнем обстреле троллейбусы  подъезжали к бульвару,  останавливались, из них выскакивали люди и водители, и к ним больше никто не возвращался. Позолоченные шпили великих  зданий Исаакиевского собора, Адмиралтейства, Петропавловской крепости, Казанского  собора и др. покрашены в защитный цвет под асфальт.

 

26.11.41

Начались похолодания – начался голод. Приходится экономить дрова, чтобы хватило на зиму.  Недавно ездили за зеленым капустным листом за город. Жутко, что творилось. Сотни людей ходили  по полям и выкапывали  из-под снега кочерыжки и листы.  Там, где еще не успели собрать капусту, стояли сторожа с винтовками, еле-еле сдерживающие натиск этих сотен. В магазинах все пусто, хоть шаром покати. До недавнего времени на полках стояла одна горчица. Теперь и она нашла себе применение. Кто-то пустил слух, что можно из горчицы  сделать лепешки. В следующую ночь машины скорой помощи отвозили в больницы сотни отравившихся, которые мучились в судорогах, т.к. горчица разъедала кишечник.

 

26.11.41

Сегодня во время бомбежки фугасная бомба взорвала шестиэтажный дом на улице Герцена.  Недавно был взорван и сожжен госпиталь недалеко от той улицы, где жил мой брат.

 

27.11.41

Решили с отцом сходить в баню. Пришли, купили билет в   кассе, стали раздеваться. Что-то показалось прохладно. Когда стали мыться, то зуб на зуб не попадал. Горячей воды не было. Мы наскоро окунулись в холодной воде и выскочили, проклиная и баню, и этот день, и все на свете. Этой бани я до гроба не забуду. Воротились мы домой злые и продрогшие.

 

Начала замерзать Нева. Против нашего дома остановился один большой транспорт. Он вмерз в лед и не мог сдвинуться с места. Немцы решили его уничтожить. Они стреляли в него из тяжелой дальнобойной артиллерии, но огонь был не меткий,  и страдали главным образом жилые дома и школы, хотя вокруг корабля лед был взломан. На другом берегу Невы тоже стояли транспорты. А за мостом лейтенанта Шмидта красовались крейсера и линкоры.

 

1.12.41

Сегодня услышали по радио печальную весть: был убавлен паек на хлеб и продукты. Снег завалил весь город. Его никто не убирает. В городе перестала идти вода, так как трубы замерзли. Это самое ужасное. Люди ходят к Неве и каналам брать из прорубей воду. Тащить сани с водой, когда сам еле-еле двигаешься, почти невозможно. 

 

Не хватает дров. Мы с отцом бьемся по полчаса над стулом. Не хватает сил его распилить. На дрова идет все: диваны, чье-то пианино, столы, стулья. Самое важное – выжить. Остальное все забудется.

 

15.12.41

Дни становятся однообразные. Каждый день одно и то же: целый день обстрел города, несколько раз в день налет авиации. Самый сильный налет они делают в час, когда рабочие сменяются на заводах, когда еще первая смена не закончила работу, а вторая только что заступает в цехах. Очень много гибнет народу.

 

17.12.41

Отец больше не может ходить на завод. Он остается дома. Недавно мама поступила в  наш дом на работу дворника. Ничего не поделаешь: нужна рабочая карточка, иначе не проживешь. Работы маме очень много. Она целый день вывозит из нашего дома мертвых. Люди мрут как мухи. По подсчетам врачей каждый день умирает 15 тысяч человек. И это в одном лишь только Ленинграде.  Особенно положение ухудшилось после четвертой или пятой убавки нормы хлеба. Теперь хлеба иждивенцам дают 125 грамм, а рабочим  170. Я чувствую, что мы долго не сможем бороться за жизнь. Скоро очередь за нами. Да и кто этого не знает и не чувствует. В нашей квартире умерли уже двое мужчин. Но мы пока еще боремся. Эти 125 грамм делим на три раза: утро, день и вечер. Прикладываем большие усилия, чтобы поменьше думать об  еде, стараемся чем-нибудь заняться, но ничего не идет на ум. Всякая деятельность вызывает болезненные явления. Силы покидают с каждым днем. Нервы выматываются все более. Нервное состояние дошло до чего-то страшного, Мы уже перестали существовать, как люди. Появились, как бы сказать, особые причуды. Например, обматывать голову шарфом, кашне. Стремление к теплу – это непреодолимое стремление. Кисти рук беспомощно свешиваются. Это явление, хотя я знаю, что оно чисто инстинктивное, но я не могу до сих пор на это равнодушно смотреть. Обязательно иметь свой прибор. Если обедать, так обязательно всем вместе. Нервы в таком состоянии, что, если кто-нибудь начнет противоречить, или просто похвалит, или что-нибудь скажет ласковое, – сейчас же навертываются слезы.  

 

Чисто физическое состояние не лучше. Мускулы на ногах и на руках почти совсем исчезли. Ноги и руки подымаются с трудом. Идти на расстояние 300-400 метров  невозможно, чтобы не отдохнуть несколько раз за это время. Лицо, как у старика, измождено. Кончики пальцев почернели и перестали чувствовать. Вследствие нехватки свежих овощей мы заболели цингой. Нервные окончания во рту не различают вкус пищи. Тело покрылось черными пятнами.  Шатаются зубы. Почти невозможно подыматься по лестнице. Таково физическое положение на сегодняшний день.

 

С продуктами тоже плохо. В хлеб подмешивают различные несъедобные предметы, опилки, картон, тряпки, жмых, бумагу и только 5 % муки. Крупы мы на семью получаем столько, что приходится один стакан делить на 4-5 дней. Овощей, картофеля мы не видели с осени. Покупаем на рынке  столярный клей и, рискуя жизнью, варим и едим. За этот месяц отведали мяукающих и лающих тварей. Жаль, что их так мало осталось и на рынке давно нет. С кошкой пришлось помучиться, так как она тоже, очевидно, не хотела расставаться с жизнью, но веревка сделала свое дело.

 

Так шли дни за днями.

 

Высокие сосны стоят в снегу. По льду изгибом ползет дорога. Грузовики с продовольствием. В ухабе застряла машина. Ее наспех вытаскивают. И снова грузовики -сплошной  поток. Это дорога жизни. По ней 7 месяце блокады машины вывозят на «большую землю». Под колесами – вода. Машина плывет. Кругом полыньи. Яркое солнце в белой пустыне Ладожского озера. Это 15.04.42. Настроение безразличное.

 

ФОТО из семейного архива. 

Просмотров: 7646

Автор:

Поделитесь в соцсетях
Понравилась новость? Тогда: Добавьте нас в закладки   или   Подпишитесь на наши новости

Павел Пивоваров, политтехнолог:

«Здесь мало, что есть, но мы есть. Дождь для нас»

пятница, 29 марта

Сегодня

+8
+8
+8
+8
Днем
+1
+1
Вечером