Александр Алексеев-Свинкин: «Изобразительное искусство должно быть праздником для глаз»

Известный екатеринбургский художник Александр Алексеев-Свинкин в год своего 60-летнего юбилея стал лауреатом премии Губернатора Свердловской области за выдающиеся достижения в области литературы и искусства.

Из официального указа губернатора области от 12 апреля 2012 года следует, что премию эту Александр Алексеевич получил за серию живописных станковых картин «По мотивам литературных произведений Н.В.Гоголя», серию работ «Музыка сфер» и цикл «Фигура».

Для людей, хоть немного знакомых с уральской живописью, Алексеев-Свинкин известен, прежде всего, как основатель живописного стиля «Сказочный реализм». Во всяком случае, так его отрекомендовывают многочисленные интернет-сайты, посвященные теме художественного творчества. Сам же Александр Алексеевич уверяет, что уже более 10 лет, как он отошел от «Сказочного реализма», в рамках которого ему в свое время стало очень тесно.

—Придумать название не суть важно и не так сложно,— поделился с корреспондентом JustMedia своими размышлениями художник.— Нужно лишь сделать ряд работ на какую-то одну тему. Я, в общем-то, это и сделал. На моих полотнах времен «Сказочного реализма» были персонажи из русских сказок, былин — Ильи Муромцы, цари. Потом я почувствовал, что стиль этот держит меня в каких-то жестких рамках, в XIV—XVI веках. Дальше не пущает. И я решил, что буду работать по настроению, по желанию, не обращая внимания на какие-то заранее придуманные определения.

—А когда вообще возник Ваш «Сказочный реализм»?

—Это определение было придумано в 1994-95-м году, и просуществовало оно лет пять-шесть. Я легко себя в нем чувствовал, нравилось мне это. Тогда было много чернухи по телевидению. Тяжелое, очень мрачное время было. Мне казалось, что мрачная атмосфера нарочно нагнетается. И я подумал, что надо давать людям какие-то душевные «продыхи». Мое творчество было тогда по-детски непосредственным и наивным, но с другой стороны — оно было хотя бы позитивным. История нашего государства древняя, давняя, и в этом плане нам есть на что посмотреть, есть над чем порассуждать, а не только очернительством заниматься. Поэтому мне и хотелось помочь себе и людям.

—Какие персонажи, помимо упомянутого богатыря и царей, населяли тогда Ваши картины?

—Надо сказать, что я не так сильно разработал тему «Сказочного реализма». Какие у меня были персонажи? Маша и Медведь, например. Они такие теплые, уютные, наши. Их вроде и не было, но они в нашем сознании еще в детстве были сформированы. И я попытался вытащить их из подсознания. Десяток таких картин было. В число персонажей вошел, кстати сказать, и Лев Толстой — отнюдь не сказочный персонаж, но тоже очень добрый…

—У Вас очень характерная, узнаваемая манера письма. Каким образом она вырабатывалась?

—Методом проб и ошибок, методом тыка, на ощупь, без каких-то заведомых ориентиров. Просто я занимался когда-то монументальной живописью, и отчасти это отложилось и на станковую живопись. Просто все время хочется какие-то крупные формы делать, с ними работать. Когда они решены, остальные мелочи или детали этим большим формам подчиняются. Большая форма на себя все-таки очень много берет…

—Наверняка любой художник что-то черпает для себя в творчестве других мастеров. Произведения кого из Ваших коллег не оставляют Вас равнодушным?

—Как-то вдруг, нечаянно, несколько лет назад мне очень понравился русский художник Филипп Малявин (русский художник, 1869-1940 — авт.). У него такие бабы красные, яркие, сильные. В принципе, Фрэнсис Бэкон сейчас нравится — английский художник, он в 1980-х годах еще был жив. Отцы-основатели модернизма — Пикассо, Матисс, Дали — в молодости я пережил увлечение всеми ими по очереди, с удовольствием, много интересного почерпнул.

Единственное, что хочу сказать: весь XX век он несколько разрушительный. Все в нем не вырастало, а упрощалось, рушилось, изобразительное искусство доходило до «Черного квадрата». А изобразительное искусство, по моему мнению, должно быть праздником для глаз. Ведь глаз — самый мудрый и точный инструмент из всего человеческого организма. 95% и даже больше всей информации мы через глаз получаем. Остальное остается на слух, на обоняние, на осязание. Глаз — это открытый мозг. Глазом мы и видим, и оценку даем. Для нас весь мир открывается с помощью зрения.

—Александр Алексеевич, а как вообще получилось, что Вы стали художником?

—У моей мамы был брат — Алексей Иванович Никулин. Он учился в художественном училище, его с третьего курса забрали на фронт, а может, он сам ушел добровольцем. Погиб он под Сталинградом. Когда я, уже через много лет после гибели маминого брата, начинал рисовать, мама приглядывалась к этому моему занятию, и ей очень нравилось, что я рисую. Она очень брата любила. И когда я, окончив восемь классов, от преподавателей узнал, что можно поступить в училище, я с удовольствием поехал и поступил. И мама это очень приветствовала. То есть в нашей семье был прецедент несостоявшегося художника. Так что я сейчас пишу, что называется, за себя и за того парня. Поэтому и ношу двойную фамилию Алексеев-Свинкин, первую часть которой взял от имени своего погибшего на фронте дяди.

—Ну и, пожалуй, последний вопрос: насколько, по Вашему мнению, сегодня востребован труд художника?

—Раньше строились дворцы культуры, медицинские учреждения, школы, где нужна была роспись, мозаика. Серьезная монументальная пропаганда шла. Принятый в 1920-х годах план ленинской монументальной пропаганды существовал до 1980-х годов и давал художникам хлеб, они украшали строящиеся здания. Единственное, что это иной раз чуть-чуть, может быть, заидеологизировано было, но, во всяком случае, труд художника был востребован. Сейчас только реклама осталась как область возможного применения навыков для художника. И пространство в городе сплошь занято рекламой. Нигде ни мозаики, ни росписи, ничего…

Между тем, и сейчас я занимаюсь исключительно живописью. Я, можно сказать, уникальный в этом плане человек, потому что все остальные художники сейчас или где-то преподают, или где-то еще каким-то образом подрабатывают.

Пишу, в основном, на крупных холстах, которые не во всякую квартиру поместятся. Такой тип работы у меня сложился еще в советский период, когда мои картины покупали муниципальные картинные галереи различных городов: Челябинск, Курган, Кемерово, Красноярск, Уфа, Нижний Тагил, Екатеринбург… В общем-то, это было достойное занятие — работать на эти галереи. Наряду с большими полотнами, работаю сейчас и над произведениями малого формата, которые выставляются в ряде картинных галерей нашего города.